|
Из книги Полины Овчинниковой "Здравствуй, двор!"
Таких красавиц, как в нашем дворе, вряд ли где сыщешь, хоть всю улицу вдоль и поперек обойди. А все потому, что рослые и стройные. И энергичненькие, несмотря что модным нынче голодом увлекаются – всё из аптеки, что на углу, всякие там травки таскают. Эти инородные средства так их выморили – всё на девчонках, как на вешалках висит, что ни надень. Поэтому и связь с космосом укрепляют, летом и зимой с голыми животами ходят, чтоб пупки торчали. Правда, на мой посторонний взгляд, летом они у них от жары чересчур выпячиваются, а зимой, наоборот, скукоживаются. Это от стужи. Что у городских, что у сельских, можно даже сказать – вне возраста.
К примеру, наша семидесятилетняя тетя Мотя - такую же моду держит! Хотя, если честно, то не из принципа, а из-за того, что отоваривается в магазине «Все по пять». Я туда не ходок, но предполагаю, что судя по ценам, имеется в виду и возраст… Но что касается внешних данных, то хоть на глазок тетя Мотя и имеет параметры100на 100на100, однако пуп у нее сохранился – дай боже! Иным молодым форы даст.
А вот Саре Львовне такие прикиды не нравятся. Она их не понимает. И всячески позорит нашу молодежь и тетю Мотю в том числе.
- Ну и куда ты теперь, наша продвинутая? - обычно достает она несчастную Мотю, когда та делает попытку эдак трусцой проскочить мимо ее дозора. – Увидела бы тебя твоя бедная мама в таком наряде, стыда на тебе нет!
Но молодящуюся Мотю в розовом парике и ярком педикюре таким нежным пугалом, как образ покойной матери, видно, не спугнешь. Она бодро шествует вперед, игнорируя эти ехидства.
- О, так она еще и глухая! – продолжает балконный страж морали и порядка. – Или ты забыла, как тебе влетало, когда с гулек поздно возвращалась! Да тут весь двор отнимал тебя от материнской груди, пока папочка татуировку на попе ремнем вычерчивал!
Тетя Мотя проходит сквозь эти, мягко говоря, шпицрутены – и молчит! Что бесит, естественно, ее стародавнюю подружку Сару, Сару Львовну. Которая мается на своем балконе, как белка в клетке, или же, вернее, как говорящий попугай.
Всё. Мотя исчезла в проеме перешейка, ведущего из нашего двора на волю – широкую шумную улицу, которая еще несколько лет назад была настолько тихой, что ее можно было переползать в любом состоянии и два-три часа, кроме трамвая и редкого пешехода, тебя никто своим обществом не удостоит. Машина была явлением в этом закутке, так же, как сейчас мало кому удается перебежать улицу в неположенном месте и остаться живым: все – на светофор!
Сара Львовна заволновалась. А вдруг Мотя заблажит и по старой памяти (боже, какая там у нее память, раз свой трухлявый пупок показывает!) попрет через улицу, сквозь машины?!
- Вадик, Вадичек!- густым голосом протрубила она, заметив как раз входящего во двор мальчика. – Ты, случаем, не видел бабушку Мотю?
- Та там она, по нашей стороне ползет к Екатерининской…
- Вадик! Я тебя прошу, будь человеком! Догони ее и скажи, что сейчас передавали – будет дождь. И на, - она скинула вниз зонтик, - дай ей. Скажи – Сарочка передала.
Подперев кулаком подбородок, она замерла в ожидании. Но Вадик все не возвращался. Вздохнув, Сара Львовна развернулась на 180 градусов и осторожно шагнула в комнату. Нужно поставить чайник и засесть у сериала. Как всегда.
|
|