 |
- У нашей Сары помутнение в мозгах! – сообщает Анне Пантелеевне Мотя. Она говорит вполголоса, и глуховатая «Пантюша» не понимает, о чем, собственно, речь. Та повторяет громче, заодно обосновывая свой грозный «диагноз». Анна Пантелеевна сбита с панталыку. Чего угодно можно ожидать от кроткой Моти, всю жизнь продышавшей под широким каблуком бойкой подруги. Но чтобы она засомневалась в светлости разума Сары Львовны… Оч-чень веским должен быть аргумент!
Что Пантюша и высказала, до предела напрягаясь, чтобы обуздать несуразную Мотину фантазию.
Но несчастная Мотя таки была права. Сара Львовна, всю жизнь занимавшая неизменную антиквартирантскую позицию, неожиданно вплыла в подворотню под ручку с молодым человеком, что свидетельствовало о ее к нему чрезвычайном расположении.
Мотя и Пантюша застыли, словно манекены-неудачники с седьмого километра. И не ожили даже, когда Сара Львовна дружески им кивнула, уползая, как сытая улитка, по своей лестнице в дом: обе только методично кивнули, судорожно сглотнув поразивший их пассаж.
- Его зовут Костя, - враз очнулась Мотя, когда грюкнула балконная дверь подруги. – Он дальнобойщик, и теперь Сарочка будет ждать его из рейсов…
Мотя мечтательно протянула последнюю фразу и поковыляла домой: с неразговорчивой Анной Пантелеевной она дико скучала и не могла этого скрыть. «Уж лучше газетку почитаю», – решила она, вконец убедившись, что сегодня Сара Львовна не выйдет на балкон, так как бесповоротно поглощена новизной положения квартирной хозяйки. Газеты Мотя брала в аптеках, куда она иногда заглядывала из любопытства. Эти газетки просто навязывают бесплатно! Попутно очень даже интересных вещей насмотришься, если не поленишься побродить по этим шикарным медицинским магазинчикам, которых в городе теперь больше, чем больных. На днях один медицинский представитель, которых Мотя научилась различать с первого взгляда, туда-сюда двигал кулечек с презентом, а молоденькая аптекарша, краснея, отталкивала. Еще бы! Большая роскошь эта пачечка фирменных кулечков, в каждый из которых не вложишь больше четырех морковок, и жалкая шариковая ручка… Уже Мотя устала ждать, чем закончится соревнование, и собралась уходить, как вдруг девушка сдалась. Пакет исчез под прилавком, а она принялась обслуживать застоявшегося покупателя, раздраженно швыряя ему таблетки. «И поделом! Сам виноват, не вовремя полез со своим глупым вопросом», – Мотя всегда проявляла женскую солидарность.
А сколько газет можно получить на улице! И тоже совершенно бесплатно. Да, райские, видать, настали времена для этих издателей – столько излишков производства на улицу выбрасывают. Раньше за газетами люди в очереди стояли…
… Утро раскидало всех по городу, и двор уже был чисто подметен, когда Мотя решилась нарушить покой Сары Львовны, чей балкон непривычно пустовал, хотя в это время та обычно была на своем посту. «Не заболела ли она?» - не на шутку тревожилась Мотя, указательным пальцем надавливая что есть силы на кнопку звонка. Она торопилась, боязливо поглядывая на рамочку, в которой четкими буквами черным по белому было написано воззвание к ломящимся в это жилище: «Прежде чем позвонить, подумай, кому ты здесь нужен!» И хотя Мотя прекрасно знала, что автором был гнусный Сарочкин сосед по коммуне, эта надпись всегда выбивала ее из колеи.
- Палец не сломай! Открыто, - послышался непривычно размягченный голос подруги.
Мотя робко вошла. Сара Львовна полулежала в кресле, и весь ее вид выражал, как сказал бы покойный генсек Брежнев, «глубокое моральное удовлетворение».
Мотя скромно присела на краешек дивана.
- Я тут с ума схожу, где ты есть… - начала она, но хозяйка квартиры ее перебила:
- Чем с ума сходить, взяла бы себе на квартиру человека: и копейка свежая, и заговорить есть до кого, - поучала квартиросдатчица свою еще не заимевшую этой головной боли собеседницу.
- Что поговорить, что поговорить, - огрызнулась Мотя. - Или у нас во дворе люди, как динозавры, вымерли, что мне не с кем поговорить? Да хоть с Пантюшей или с Пальмирой Ивановной, к примеру…
- Тоже мне собеседницы! Ты бы еще с мамонтом в музее поговорила, все веселее, чем с этими старыми занудами, - попрекнула Мотю Сара Львовна. – Вон, мой молодой человек: только неделю квартирует, а сколько пользы…
- Но ты же ненавидишь терпеть этих квартирантов! Хотела бы я посмотреть, что ты скажешь через месяц… - обозлилась Мотя.
- Я? Это я – ненавижу терпеть? – Сара Львовна словно горная козочка резво спрыгнула с кресла, сильно прогнутого и касавшегося сиденьем пола.
Мотя вытаращила глаза: Сара, которая в лучшем своем состоянии движется по- утиному, показала образец легкой атлетики и даже не скривилась при этом, как среда на пятницу!
– А что бы ты сказала, если бы узнала… - загадочно тянула раскрасневшаяся от физического перенапряжения хозяйка.
У Моти оборвалось терпение.
- И что, что же я такого могу узнать?
- А то, что ты столько лет таскаешь мне всякие мази от моих больных ног, а мой квартирант меня зараз вылечил! Вот, учись! – Сара Львовна вприпрыжку, с точки зрения Моти, как свихнувшаяся болонка, добралась до ванной и вернулась с каким-то тюбиком. Она сунула его подруге под самый нос.
Мотя схватила тюбик и в первую очередь стала нюхать: ну, чисто женский рефлекс!
Тюбика такого она не видела никогда, но запах был странно знакомым, до боли родным. Таким близким, что у нее даже голова закружилась. Она силилась припомнить, откуда это может быть, но не могла.
«О, Боже», - осенило ее.
- Сними очки, Сара, - вдруг обратилась она повелительным тоном к опешившей от этого нахальства Саре. – Сними и выбрось их с балкона, пусть Надька завтра сметет их вместе с мусором, раз ты уже разучилась пользоваться вещами по назначению! Зачем тебе очки?- гневно восклицала Мотя, чудесным образом вдруг преобразившаяся из трепетной птички в бойцовского петуха. – Зачем тебе, «великой» квартиросдатчице, очки, если ты не можешь в них прочитать, что это – не мазь от усталости ног, а крем для бритья? Мужской крем? Зачем тебе очки?
Но Сара Львовна ее не слышала. «Так вот откуда эти сны»,- облегченно вздыхая, размышляла она. – « А я-то, дура, лежу себе, как бревно, и гадаю: и что это мне сегодня всю ночь мой Аркаша снился, а погода ведь не поменялась – как пекло солнце, так и печет»… |
 |
