 |
Автор Людмила Куликова
Семён Петрович Ковбаса, профессор китайской словесности, любил звуки. Его завораживали ритмы поэзии, её мелодика. Вечерами за плотно закрытой дверью кабинета он декламировал стихи, громко и с вдохновением, прислушиваясь чутким ухом к звуковым вибрациям. Это страстное увлечение возникло ещё в детстве, с возрастом становясь всё изощреннее: теперь он зачаровывался не только ритмикой стиха, но и звучанием иностранной речи. Мечтал овладеть несколькими иностранными языками, чтобы без устали наслаждаться чудными звукосочетаниями. А когда поступил в университет, выбрал китайскую филологию.
Семён Петрович был удачно женат. Сын-подросток скреплял законный брак и придавал смысл семейной жизни. Супруга, Татьяна Ивановна, еще перед свадьбой категорически отказалась от фамилии Ковбаса
и оставила девичью - Дыня. Семёну Петровичу было неприятно, что жена отказалась от его фамилии. Сам он настолько привык к ней, что воспринимал ее как необычный набор звуков: ков-баса. Он так и представлялся:
- Семён Петрович Ков-баса.
А студенты-полиглоты скоренько дали ему кличку «Кой-бас», что в переводе с казахского означало «отварная баранья голова». А в школе дразнили его «кружочком ковбаски» - маленький Сёма был кругленький с лоснящимся от избытка кожного сала лицом.
Когда родился сын,
молодые родители растерялись и долго не могли решить, под чьей
фамилией записать младенца. Стали искать в семейных родословных, но фамилии были одна смешней другой. Остановились на самой, по мнению главы семейства,
благозвучной. Только по большому блату в книге записей актов гражданского состояния была произведена запись: Николай Семёнович Кукарека. Эта славная фамилия досталась сыну от деда
Татьяны Ивановны по материнской линии.
Так жили Дыня с Ковбасой и сын их Кукарека.
Супруги вели добропорядочный образ жизни. Интимные отношения были им чужды. Каждый имел на то свои сто причин. Они уважали друг друга и предоставляли автономию каждому члену семьи. Татьяна Ивановна отвечала за сытный стол, чистое, наглаженное белье и отметки сына, Семён Петрович считал себя ответственным за воспитательно-разъяснительную работу с отпрыском, и по силе и возможности выполнял некоторую «мужскую» работу по хозяйству. Всё остальное время Семён Петрович готовился к лекциям, выступал перед студенческой аудиторией и время от времени погружался в мир милых ему звуков:
Ke lu qing shan wai
Xing zhou lü shui qian
Hu ping liang an kuo
Feng zheng yi fan xuan
Hai ri sheng can ye
Jiang chun ru jiu nian
Xiang shu he chu da
Gui yan luo yang bian**
Казалось, ничто не могло нарушить устоявшуюся жизнь этого странного союза. Но однажды...
Однажды в соседней квартире сменились постояльцы. Вместо молодой семьи с двумя детьми появилась девушка с роялем. Рояль оказался громче детишек. Теперь Семен Петрович Ковбаса, уходящий из дому последним, надевал пальто и обувал башмаки под музыкальный аккомпанемент. Он закрывал на ключ входную дверь, спускался по лестнице, а вслед ему чарующей волной неслась мелодия неспешного ноктюрна или какой-нибудь лунной сонаты.
Возвращался домой первым. И снова из соседней квартиры доносилась музыка. Вскоре Семен Петрович заметил: он как будто раздвоился. Телом находился в собственной квартире, а чем-то иным, непроявленным, там, откуда исходили мелодичные звуки. Он стал задумчивым, молчаливым. В нем больше не пробуждалось желание почитать что-нибудь из китайской поэзии. Он не понимал сам себя и от этого огорчался очень.
Однажды, возвращаясь с лекции, Семен Петрович столкнулся на лестничной площадке с новой соседкой. Она выходила из квартиры, собираясь спуститься вниз к почтовому ящику. Семен Петрович, взглянув на девушку, от неожиданности вздрогнул, изумился и ахнул про себя: «До чего ж красива!». Девушка приветливо улыбнулась и культурно поздоровалась:
- Здравствуйте, Семен Петрович.
Эта встреча надломила уже достаточно расстроенные чувства профессора Ковбасы. То ли музыка успешно подготовила момент надлома, то ли сияющая красота девушки повлияла, но Семен Петрович стал ощущать в себе странные приливы. Они
носили волнообразный характер и приливали исключительно к нижней части туловища. Верхняя часть туловища ещё парила в высях, а нижняя стремительно стала опошляться. По утрам просыпался Семен Петрович с чувством неловкости, стыдливо убегал в ванную и пытался как-нибудь смягчить упрямую и самовольную часть тела. Не ведаем, что происходило за закрытой дверью ванны, но спустя полчаса выходил он
сам не свой, не смея поднять глаз, быстро съедал завтрак и поспешал на работу. А музыка не смолкала.
Семен Петрович сам себе опротивел. Мало того, что он начал мучиться телом, так еще и интеллект пал. Он сбивался на лекциях, терял нить повествования, рассеянно принимал зачеты и экзамены, не вникая в суть ответов, и чтобы не опростоволоситься всем студентам поголовно ставил «отлично». Коллеги-преподаватели громко
шушукались за его спиной. Но профессор ничего не замечал. Он страдал от наплыва не свойственных ему мыслей и фантазий. Причудливые образы, не спросясь, посещали его удрученную голову.
Он пытался снова окунуться в милую ему иероглифическую поэзию, шевеля губами читал, запинаясь на каждом слове, но вместо любимых звуков ухо его улавливало скабрезные слова, а внутреннее зрение предоставляло в его распоряжение широкоформатный экран с обнаженными наядами. Семен Петрович встряхивал головой, надеясь прогнать видения, но - не тут-то было! - они завладевали им, околдовывали и очаровывали так, что он снова стремглав бежал в ванную, запирался там, а через какое-то время виновато просовывался через полуоткрытую дверь и прошмыгивал в свой кабинет.
Самое интересное, ни Татьяна Ивановна, ни сын Коля не замечали за главой семейства никаких перемен. Семен Петрович делал вид, что страшно занят, почти не показывался из кабинета, а домашние не смели ему мешать. Семен Петрович желал. Точнее, он возжелал и, возжелав, устыдился. Где-то в каком-то уголке своего сознания он стыдился ужасно, но пока не мог побороть адскую плоть. Это был неприятный период в жизни профессора Ковбасы. Так низко он еще никогда не падал.
В один из таких мучительных дней проблеск здравой мысли осветил одурманенную голову страдальца. Семен Петрович незамедлительно приступил к действиям, опасаясь, как бы не вспугнуть верную мысль. Он покопался в записной книжке, нашёл искомый номер
телефона, торопясь нажал на клавиши.
- Алё? Это Николай Львович?... Здрасьте! Сосед ваш, Семён Петрович... Да ничего, ничего. А как ваше?... Нда... Николай Львович, голубчик, я вот по какому вопросу. Девушка у вас живет, квартирантка... Так я хотел сказать... Знаете, спасу нет! Водит, кого попало! И днем, и ночью! Просто безобразие! Стыдно, понимаете ли, перед женой, перед ребенком... Да, да, именно!... А ночью - так вообще! Спать невозможно! Всё слышно!... Да-да-да!... Музыка? Нет, музыка не мешает... Так примите меры-то?... Ага-ага!... Понял. Ну всего хорошего! Заходите как-нибудь.
________________________
** Ван Вань. Доезжаю до подножия горы Бэйгушань
Страннику путь // за зелёной горой пролёг.
Лодка его // бирюзовой рекой плывёт.
Ровен разлив — // и берега два далеки.
Ветер прямой — // и на глади парус один...
Солнце в морях // на исходе ночи взошло.
В водах весна // вдруг вторгается в старый год...
Письма родных // где меня в дороге найдут?
Стаи гусей, // возвращаясь летят в Лоян!
Автор перевода Л.З.Эйдлин
22 мая 2007 года, Германия |
 |
