 |
Автор Людмила Куликова
Маруся забралась на стул с коленками, легла грудью на подоконник и выглянула в раскрытое окно. Облака сразу начали шутить с нею, показывая смешные фигуры, пучились, клубились и надувались букой. Маруся грустила. Согнутые ноги быстро затекли, а спрыгивать не хотелось - заняться было всё равно нечем. Перед тем, как взобраться на стул, девочка играла с куклой в комнате, где живёт мама. А в другой комнате – напротив - живёт папа. Когда мама с папой договорились отделиться, Маруся распалась на две половинки. Одной она прилепилась к папе, а другой – к маме. Осталось только пустое тело с руками, ногами и головой. И всё стало по-другому. Как будто она осиротела. Раньше кушали за одним кухонным столом втроём, теперь «только женщины» и «быстро-быстро». Маруся ела «непомня что» и всё время пялилась на пустой третий стул. Раньше перед сном к ней подходил папа, гладил по волосам, ставил губами на дочерины щёки печати щекотные и говорил что-нибудь весёлое, вслед за ним приходила мама, обнимала, лежала рядом, рассказывая сказку, целовала в щёки, подтыкала одеяло со всех сторон, и Маруся засыпала в одеяльном коконе счастливая и любимая.
Субботнее утро пропахло духами – к маме придёт друг. Из папиной комнаты доносился звон бутылок – к папе ожидается подруга. Мама приодела дочь и, подтолкнув легонько в спину, приказала: «Иди к отцу». Папа полуоткрыл дверь на стук и замотал головой: «Иди к маме, у меня сегодня гости». Маруся пошла на кухню. Она умостилась на стул, надавив локтями на подоконник, а голову расположила между ладошек. Прислушалась к своим ощущениям. От правой половины туловища протянулся жёлтый лучик и направился в мамину комнату, от левой половины другой лучик – в папину. Марусины думки прыгали с одного лучика на другой и обратно. Она чутким привидением стояла перед дверьми в комнаты, по шорохам и приглушённым голосам пытаясь понять, чем же занимаются разделённые родители. Оба говорили по телефону. Девочка слышит мамин смех горошком и папины твёрдые «да-да. да».
Облака развлекались, меняя свои очертания. Они заполонили всё небо. Маруся смотрела на них, сощурив глаза. Ей показалось, что с земли на небеса намело огромные сугробы снега – как бы они обратно не повалились! А внизу осталась зелёная трава. «Травку щиплет козлик, кошечка лежит, ты меня не бросишь, солнышко светИт, - сочиняла Маруся, склонив голову на бок. – Дважды два четыре, восемь будет шесть, обними покрепче, в кашке сахар есть». Она ковыряла пальчиком одной руки отлупившуюся краску на подоконнике и, не отнимая подбородка от ладошки другой, бухтела дальше: «Кошка развалилась, я скажу ей «брысь!», вот и мама с папой за руки взялись. Небо голубое, пёсик под окном, ты меня не бросишь, тырли-мырли гном!».
В квартиру позвонили. Лучики сразу же подобрались и ввинтились обратно в тело. Маруся даже не сунулась в коридор. Когда приходили гости, показываться из своего угла ей не велели. Мама так и говорила: «Сядь в своём углу и нигде не шастай!». Вот она и сидела, пережидала. Иногда так и засыпала, положив голову на обеденный стол. «Как всё изменилось! – с протяжным вздохом подумала девочка. - А скоро в школу. Интересно, как там будет?». Она готовилась стать первоклассницей, но особой радости не чувствовала. Радость уже давно куда-то подевалась, вместо неё пришло непонятное удивление, которое раскрывало широко её глаза, поднимало высоко брови и морщило лоб. С таким выражением на лице и жила Маруся последние полгода.
Послышался смех – сначала в одной комнате, потом в другой. «Смеются...», - опять пригорюнилась Ненужёнка. Это прозвище дала ей бабушка Катя, папина мама, которая приходила один раз в месяц «контролировать обстановку и жалеть дитятю». С ней становилось теплее. Обычно после поедания гостинцев Маруся уходила с бабушкой смотреть городские достопримечательности. Бабушка прививала внучке любовь к городу, а внучка не сопротивлялась – лишь бы любовь! Она шагала рядом, держась за бабушкину руку, вертела головой, успевая взглядом ухватить «а вот ещё один замечательный памятник архитектуры», на который указывал палец бабуси. Потом они искали, где бы присесть - бабушкины ноги гудели и спотыкались. Находили какое-нибудь кафе, усаживались за столик для некурящих и заказывали мороженое в шариках. «Бабушка, Вы добренькие!» - говаривала Маруся, облизывая ложечку.
«Ху-гу-гу, - выдохнула бедняжка, после глубокого вздоха. – Вот если б я умерла понарошке, поплакали бы они, поубивались бы, порыдали. Будут у гробика криком кричать и обнимутся от горя, а я хоп! – открою глаза и быстро-быстро скажу: Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три! Каждая фигура на месте замри!... Пусть останутся обнятые». Из папиной комнаты послышалась музыка, из маминой непонятные «охи». Музыка стала громче. Маруся больше не могла мечтать, в её голове звучало «буфф-буфф-буфф!», доносящееся от колонок-усилителей. Она слезла со стула и направилась к папе, попросить сделать музыку потише. Толкнула дверь и, кроме оглушительного звука, ничего не заметила – звук колебался и размеренно двигался. Маруся сориентировалась и увидела на полу два голых тела друг на друге. Верхнее было папиным. Женщина беззвучно открывала рот - музыка заглушала её стоны. Марусе почему-то стало стыдно, она страшно покраснела и выбежала из комнаты. Засуетилась в панике и ринулась в мамину комнату, чтоб спрятаться в её объятьях. Растворив дверь поразилась ещё больше – на широкой кровати раскачивалась маятником мама, сидя верхом на лежащем дядьке. Оба были голые. Волосы полностью закрывали мамино лицо.
Маруся вылетела из комнаты, заметалась в прихожей, не зная, куда ей приткнуться, посмотрела на входную дверь, повернула ключ в замке и была такова. Она бежала между домов, и слёзы неудержимо струились по её испуганному лицу. Бежала не останавливаясь, не зная куда. Бежала долго. Она не замечала удивлённых взглядов прохожих, шлёпала прямо по лужам - только бы подальше от того места. Обида кипела в ней рыданиями, а из живота к груди поднималась жгучая злость. Впервые она разозлилась на родителей. Новое чувство гнало её, как дикий всадник коня, расходуя разрушающую свою силу на бег. Дома закончились, и девочка не останавливаясь бросилась через дорогу...
Она почувствовала удар в левый бок, такой мощный, что спёрло дыхание,
крикнуть не получилось. А потом - ни боли, ни страха, ни злости – чернота.
01.10.2007, Фризойтэ, Германия |
 |
